– тогда и убийства тоже нет. оно тоже дело рук наших. все зависит лишь от нас. ты прекрасно знаешь, что способен на убийство. возможно, и на пощаду тоже, но убийство понимаешь до неприличия хорошо.
он смотрит точно в глаза спец агенту фбр, который, впрочем, в силу сложившихся ситуаций, не очень то понимает, кто он есть на самом деле. в водовороте сгущающейся темноты, мрака, погружающегося словно в неспокойные воды северо-ледовитого, он — человек, погрязший в собственном миру, что был щедро одарен божественным даром, для бедного обернулся не иначе, как проклятьем. и он утопает в нем, не имея более сил сопротивляться. он барахтается в собственной крови, в панике раскидывая руки в резких движениях, и тянется носом к небу, заглатывая ртом шмотки спертого воздуха. он не сдается. и он не понимает, что тем самым привлекает акул. тех самых костных тварей с глазами смерти, что снуют в толще синей воды и реагируют на малейшее колебание за несколько километров от себя. она не будет игнорировать себя, обернет свой острый нос по направлению зова и придет на помощь. на помощь своему внутреннему зверю, что тиранией воздвиг себе авторитарный престол, своим инстинктам, что при создание чуда были любовно возложены богом. доктор лектер хочет видеть его перерождение, то, что он создал собственными руками, его творение в деле. эксперимент подходит к своему завершающему концу, и ганнибалу кажется, что время пришло. уилл готов стать р а в н ы м.
– он ваш пациент, доктор.
и доктор делает то, что считает необходимым. игра не закончена, а, значит, не стоит давать человеку ложных надежд. он брезгливо вытирает кровь с рук об рубашку верджера, вокруг которого снуют псы в надежде на щедрые кусочки возвышенного к богу, но при том земного существа, и покидает дом, ту дрейфующую лодку в мутных и одиноких водах, в окнах которой вскоре более не загорится электрический свет.
– стоп, снято. брайан доволен. казалось бы, эмоциональная палитра этого безумного человека когда-то найдет свою грань, за которой последует привычная миру банальность, но мадс глубоко ошибается насчет него. порой он через чур громкий в своих заявлениях, слишком вдохновленный его детищем и тем, как отлично справляются со своими задачами набранные им актеры. порой он радуется, как ребенок, когда у него получается и ему позволено делать то, что хочет только он, то, что считается нормой в порядке кабельных каналов. порой он слишком безумен в своих идеях, горящими озорством глазами упрекая мадса и хью делать именно то, что он скажет, и последние два уже давно не пререкаются с брайаном. они уже давно стали соучастниками дьявола, что питается слезами и болью своих верующих, они давно стали единым целым, словно чувствуя все то, что ощущают ими придуманные образы вполне реальных людей. брайан крепко обнимает мадса за шею, не брезгуя испачкаться в бутафорской крови, что осталась у актера на лице и руках, но миккельсен не смеет портить любимый пиджак брайана, поэтому секундные порывы нежности остаются без ответа. он говорит невообразимо быстро и громко, так, что мадс не улавливает и половины сказанных слов, но все же он уверен в том, что справляется со своей работой. ему важно знать, что фуллер доволен им и его стараниями, и все это в подтверждение собственных надежд мадс получает с лихвой, порой даже сомневаясь в его искренности.
– думаю, нам нужно обсудить некоторые моменты последней сцены. у нас с хью есть пару мелких деталей, которые, по нашему мнению, неплохо бы смотрелись в той картине. брайан всегда берет это во внимание. ему приятно видеть это ярое увлечение в работе, с которой погружаются его уже любимые коллеги, и он любит незапланированные совещания, в которых мадс и хью стали уже незаменимой деталью. они многое привнесли в сценарий фуллера, добавив некоторой экзотики и импровизации, из-за которых металлический вкус крови и любви только увеличились. – мы обязательно обсудим это завтра. либо, если это не может ждать, можешь отправить мне на почту. а сейчас все свободны, все по барам. брайан застегивает пуговицы пиджака одной рукой, одергивает и поправляет ткань и без того идеально сидящего предмета одежды и покидает съемочную площадку, на прощание одарив скалящейся улыбкой. а мадс смотрит ему вслед и улыбается по своим причинам. многие из сотрудников, что каждый день имеют дело с данным сериалом, понабрались некоторых привычек от героев, что становятся на удивление весьма умилительными. в частности, брайан стал выглядеть совсем иначе. прежде человек с произвольно бродящими патлами на голове, что расчесываются один раз в день, немного не подходящими великоватые ему очками и достаточно простым гардеробом, который мог не меняться по несколько дней. он полюбил эстетический вкус, которым впечатляюще награжден доктор лектер, со временем изменившись внешне, но, хвала небесам, не изменившим себе внутри. он коротко подстригся, стал следить за своей бородой и сшил пару костюмов на заказ, таких же, какие обычно висят в гримерной мадса. такое влияние похвально, и, будь воля фуллера, он бы сделал это и с миккельсеном, но тот до сих пор не изменен в своем любимом адидасе.
– мадс, я хотел спросить, – хью напряжен и отводит в сторону глаза, словно избегая зрительного контакта нарочно, как когда-то это делал уилл при первой встрече с ганнибалом. – мне не дает покоя наш вчерашний разговор. я хотел бы верить, что во всем виновато огромное количество пива, но, я не думаю, что тебя посетили бы такие мысли просто так. ты правда решил развестись? он испуган. не моргающий взгляд временами делает перебежки, всего лишь на мгновение, чтобы попытаться уловить хоть кусочек эмоций, что кипят внутри у мадса, но хью слишком нервозен в этом вопросе и даже поражается тому, насколько ему это важно. эти столь долгие и счастливые отношения, что были узаконены двадцать лет назад, были для хью неким эталоном, идеалом, на что нужно равняться. он всегда с неподдельным удовольствием наблюдал за мадсом, когда тот находился рядом с ханне, как он нежно смотрит на нее в любой из моментов, как он заботлив в мелочах и до сих пор влюблен в нее после стольких лет совместного проживания. он поражался этому и никогда бы в жизни не подумал, что придется спрашивать об этом мадса. но он не один не в восторге от этой ситуации, что нагрянула грозными и тяжелыми тучами на их голубое и слишком ясное небо. мадс лишь негромко выдыхает забитый в легких воздух, что грубо воспользовался приятным гостеприимством, и поджимает губы в натянутой улыбке, не находя ответа. – во всем виноват алкоголь, да? мадс не хочет поднимать эту тему в ближайшее время, пока сам с этим не разберется. не то чтобы он не доверяет хью и не готов делиться собственными тревогами на душе, но он считает, что семья — это лишь его проблемы, разобраться в которых в состоянии только определенный круг лиц, что скреплен, не иначе, как кровь. – надеюсь, тебе не придется меня понимать. передавай привет клэр, – мадс похлопывает хью по плечу, все же так не осмеливаясь убрать фальшивую улыбку с лица, и уходит с площадки, оставляя дэнси наедине со снующими туда сюда постановщиками декораций.
он уходит, запираясь в своем небольшом домике на колесах, но, к сожалению, уйти и запереться от себя не у всех выходит. он падает на диван, что тяжело умещает мадса во всю длину, расстегивает пуговицы столь неудобного и слишком тугого для тела жилета, но не торопится переодеваться, совсем не жалея труд людей, что всегда держат костюмы чуть ли не за стеклом во избежание механических повреждений. он удобно располагается в сидячем положении, полностью расслабившись и вжавшись в мягкую спинку приятного на ощупь дивана, и мечтает сейчас лишь о бутылке холодного пива, что остудит тревогу своими тягучими последствиями, разливаясь и действуя на кровь по всем венам. он бы хотел сейчас сходить с кем-нибудь в бар, привычными жестами дав себе немного отдохнуть, но при этом он не хочет звать с собой хью, потому как последняя такая попойка болтливый и развязный язык не довела до добра. мечтаешь о компании, мадс? а слышишь неуверенные шаги вне твоего закрытого пространства, что бьют словно маленькие молоточки по раздраженному мозгу? в другие дни он бы и не обратил на это внимание. слышишь, как кто-то мнется за твоей дверью, не решаясь поднести кулак для заглушения твоей одинокой тишины? он замирает и прислушивается, словно хищный зверь старается уловить каждое движение своей будущей жертвы, он упирается кулаками в мягкие подушки дивана, помогая руками подняться с места, и делает осторожные шаги к выходу, не успевая сам открыть дверь своему нежеланному гостю. а нежеланному ли?
– ты же знаешь, если я слишком сильно скучаю, меня ничто не остановит, – он не говорит и слова против, хотя в другой бы раз сильно удивился и прочел бы нотацию о том, что хотя бы нужно предупреждать о своих внезапных визитах. он всего лишь улыбается, не расщедриваясь на эмоциях, но даже тот эпизод можно назвать вполне искренним. она всегда будет желанной гостьей в его жизни, не известной миру, скрытной от посторонних глаз ради сохранения их маленькой тайны. ему важно то, что до сих пор их отношения являются для публики скрытным моментом, потому как это многое бы разрушило. – расскажи мне, как твои дела? что-то здесь подсказывает, что не просто так она интересуется этими делами. не просто так она пересекла границу сша-канада ради того, чтобы поинтересоваться его делами. не просто так заявилась на съемочную площадку, хотя могла бы просто позвонить и спросить, где он остановился. не просто так она напряжена, сцепляя руки в крепкий замок у себя на ногах. у нее никогда не бывает ничего просто так.
– даже я, древний как динозавр, знаю о существовании такого предмета, как телефон, – он улыбается, слегка сощуривая глаза, и сетка морщин покрывает его тонкую огрубевшую кожу. он остается на месте, напротив нее, убирает руки в карманы брюк и старается выглядеть более менее расслабленным, словно целый рой из совести и ответственности не грызут его мозг уже несколько добрых дней. он смотрит на нее и понимает, что под пристальным взглядом не может двинуться и с места. словно загнанный в угол зверь под гипнозом. он боится выглядеть слишком читабельным, потому как абсолютно не хотел разговаривать с ней на эту тему. но, кажется, все же придется. – саша, – шипяще, с акцентом, как она любит, с придыханием и неуверенной остановкой. будь что будет. – о том, как ты узнала, я спрошу тебя позже, но сейчас я хочу попросить лишь одного – понимания. он продолжает нервно переминаться с ноги на ногу, теперь заботясь лишь о том, как выглядеть ровнее в ее глазах. он позабыл о боли в ногах из-за новых, не подходящих по размеру туфель, забыл о том, что из-за клетчатого жилета грудная клетка становится тесной для приема кислорода, забыл о том, что он вряд ли найдет здесь правильный ответ. но, наверное, стоит обсудить ситуацию с тем, кто, по существу, является ее прямым виновником. – и да, мы решили развестись. я думал, что никогда не столкнусь с этим. мне уже почти пятьдесят, кризис, если он вообще существует, прошел мимо меня, и я думал, что все в этой жизни у меня случилось слишком удачно. я не ошибся в ханне, нет, она подарила мне меня, она сделала меня, и я всегда буду безмерно благодарен ей за то, что она потратила на меня и наших детей свою жизнь. но чем больше я это осознаю, тем крепче понимаю, что все в этом мире не вечно. даже те неземные чувства, которые, казалось бы, должны быть бессмертными.
много слов. ненужных и неоправданных. но он продолжает искать в ней что-то, что может успокоить бушующие воды. что-то, чего не смогла подарить за двадцать лет навсегда любимая ханне.
[/float]Я хочу пупырчатый пакетик. Я очень хочу пупырчатый пакетик. Очень большой пупырчатый пакетик. А лучше миллион пупырчатых пакетиков. Чтобы, когда нервы на пределе, просто сидеть в уголочке и лопать пузырики, снимая стресс и не разрушая чьи-то нервные клетки вместе со своими собственными. Но пока у меня есть только тарелки, которые мы покупаем чаще, чем новую одежду ребенку, потому что он быстро растет и старая на него уже не лезет. Из-за строгого воспитания у меня еще в детстве обнаружили неконтролируемые вспышки агрессии, которые по-умному назвали паническими атаками, хотя я всегда относилась к этому скептически. Всем людям свойственно выходить из себя, просто кто-то умеет держать себя в руках, а кому-то неизвестно понятие "самоконтроль". Вот я как раз из числа последних. Ничего не могу с собой поделать и завожусь с полоборота, поэтому в число моих хобби можно смело записать битье тарелок, а на очередном интервью, если спросят, играю ли я на каких-нибудь музыкальных инструментах, я могла бы рассказать о том, как мелодично бьются тарелки на тысячи осколков, ударяясь о кафельный пол на кухне. Самое хреновое в этом моем хобби то, что потом приходится ползать раком и выгребать осколки из каждого угла, чтобы Рэн, ползая по полу, ни одним из них не поранился. 
Дилан и Райан вдохновили меня на заявку 
